Представьте 6 девочек - Страница 100

100

В этом заключался ее великий дар семье: книга причащала Митфордов этой вере. Конечно, пришлось многое выпустить, например, роман «В поисках любви» обошелся без Юнити и без Дианы; война здесь присутствует, но шар-баба, раздробившая семью Нэнси в тридцатые, на Рэдлетов обрушивается не столь губительно. Мятеж против родителей изображается коллективным актом юной глупости. «В тот год родители наших сверстников утешались словами: „Это еще ничего. Вы посмотрите на бедняжек из Алконли“».

Один годик в аду? Если бы этим дело и ограничивалось. Последствия митфордианских мятежей все еще чувствовались, когда продолжалось послевоенное рационирование продуктов. Даже в 1947-м на двери лондонской квартиры Дианы на Долфин-сквер появлялись злобные надписи. Мосли предоставили горячую линию полиции на случай нападения. Оба они оставались париями. Ивлин Во, некогда благоговейно склонявшийся перед беременным животом Дианы Гиннесс, на тактичную попытку возобновить отношения ответил со всей вежливостью («как приятно получить от вас письмо, я часто о вас думаю»), но предпочел ограничить свой дружеский круг одной Нэнси. «Ты не должна говорить, что у тебя дурная слава и ты вышла из моды, мне тяжело это слышать, — писала Нэнси сестре. — Нет никого столь красивого и любимого».

Диана и правда сохраняла невозмутимость богини — только дорогой ценой. После гибели Тома она снова заболела. Сказывались последствия тюремного заключения, снились кошмары: будто ее вновь разлучали с сыновьями и бросали в Холлоуэй. Винить Мосли, как поступила бы почти всякая, было немыслимо. Вскоре начались мучительные мигрени, которые преследовали ее до конца жизни; каждая из них, конечно, была выражением подавленных и глубоко затаенных чувств. Мосли тем временем продал Сейвхей и прикупил дом в Уилтшире — Кровуд — с немалым количеством земли. Ради этой покупки он попросил Диану вернуть подаренные ей семейные драгоценности и выставил их на аукцион. Диана подчинилась даже без вздоха.

Но более всего Мосли жаждал вернуться в политику, и, что ни говори, остается лишь восхищаться его жизнестойкостью и энергией. Возможно, главный талант Мосли заключался в способности неизменно верить в собственную правоту относительно всего на свете. Его сын Макс позднее скажет, что Мосли после войны отрекся от фашизма, и у нас нет оснований сомневаться в искренности его слов:

Макс, как и его мать, от природы правдив. Кроме того, Макс Мосли — демократ, хотя в молодости и поддерживал отца в политике. Но у Мосли-старшего всегда была одна беда: хотя его голова была логичной — как видно из текстов и даже некоторых речей, — поступки оставались демонстративными, театрализованными и до крайности нетонкими. В ноябре 1947-го Мосли заявил о намерении основать новую партию, Юнионистское движение. Примерно за десять лет до Римского договора оно выступало за союз европейских народов. Но на этом Мосли не остановился и предложил выселить евреев, которые не успели пустить в Англии корни «скажем, в трех поколениях». Куда? Видимо, в только что созданное новое государство — Израиль.

В мае 1948-го Диана писала Нэнси, что побывала на собрании в тех местах, где Мосли устраивал заварушки до войны, — в лондонском Ист-Энде (ох, как же власти пожалели, что сняли с Мосли запрет удаляться от дома более чем на семь миль). Мероприятие охраняла полиция, но «мы то и дело чуть не попадали в пугающую процессию молодых и сильных на вид евреев, распевавших „Мосли долой“». В этом мероприятии вряд ли были какие-то отличия от прежних. Раньше сторонники из БС скакали вокруг мерцающего огня, хотя более всего звуками голоса Мосли упивался, конечно, он сам. Диана же вполне понимала, что время ее мужа в политике миновало безвозвратно. Тем не менее она крепко держалась за своего могучего Озиманда и в этих блистательных руинах почти полной изоляции.

В ту пору наиболее интенсивную переписку Диана вела с Нэнси. Их частые письма были полны доброжелательства и взаимной лести. Возможно, причина в том, что в кои-то веки преимущество было на стороне старшей сестры. После пары кочевых лет, когда она металась между Лондоном и съемными квартирами в Париже, она теперь — деньги существенно облегчили жизнь — поселилась в прелестной квартирке в Седьмом округе (рю Месье, 25 фунтов в неделю), красовалась в изысканных и новомодных нарядах, общалась с gratin и с теми, кто стимулировал ее фантастическое остроумие (Куперы, Кокто, Кауард). «Она и впрямь краса Парижа», — великодушно передавала Диана сестре чей-то отзыв. У Дианы же Нэнси искала убежища на несколько месяцев в 1947-м, когда посвящение «В поисках любви» Палевски — а он сам недвусмысленно ее об этом просил — вдруг оказалось угрозой для его политической карьеры. Нэнси очень из-за этого переживала, тем более что не знала за собой никакой вины, однако не могла говорить об этом вслух.

Пусть несколько иначе, но и Диана занимала такое же зависимое положение в паре с Мосли: чего Мосли хотел, то и делалось. Она это так не воспринимала, поскольку сама выбрала эту роль. Готовность закрывать на все глаза и улыбаться — сквозь все капризы, и требования, и неверности мужа — было ее сознательным решением. За все приходится платить, но, по крайней мере, Диана всегда чувствовала себя любимой и необходимой, и это была правда. Вот почему отношения сестры с Палевски ей казались гораздо более трагическими, чем собственный брак. «Мне кажется, — говорила она потом, — он всегда чуть-чуть надеялся, что она вернется» (в Лондон). Что касается скандала с посвящением, из-за которого покорная Нэнси покинула Париж и удалилась в недолгую ссылку, Диана была уверена, что Палевски наполовину выдумал эту проблему. Левая газета, собиравшаяся публиковать опасную статью под заголовком «Сестра любовницы Гитлера посвящает книгу Палевски», бастовала (о чем Палевски должен был знать), и статья так и не появилась. «Я ее не читала, — признавалась Нэнси Диане, — Полковник не позволил. Видимо, она слишком ужасна…» В данном случае она верила ему безоглядно. Другая женщина, более искушенная в любовных делах, могла бы что-то и заподозрить, когда Палевски выпроводил ее из страны, уверяя, что де Голль (выполнявший роль символического меча между ними) очень расстроен. Нэнси, похоже, полностью обманулась.

100