Представьте 6 девочек - Страница 62

Разумеется, коммунизм и сталинизм не синонимы. Как говорила сама Джессика, она не была советским апостолом. Ее коммунизм был выражением естественных, интуитивных симпатий к левым и в этом смысле вполне достойным. Но обстоятельства толкали ее к экстремистским крайностям — обстоятельства эпохи и семейной динамики.

Нэнси — нонконформистка в силу чрезвычайного здравомыслия — верила в то, что сама же писала в «Чепчиках»: у женщин личное всегда стоит выше политического. С другой стороны, она для того это и утверждала, чтобы подразнить гусей. Как обычно, Нэнси пыталась легкомыслием рассеять мрак вокруг темных страстей, кипевших в тридцатые годы. И кое в чем была права. Мятеж Джессики, сбежавшей со своим кузеном-коммунистом Эсмондом Ромилли, был мотивирован идеологически и в то же время проистекал из предыстории «девочки Митфорд». Очевидным катализатором этого акта мятежа послужил переезд Юнити в Мюнхен. Как могла ее Буд столь дерзко спрыгнуть за борт и оставить свою Буд на палубе в белом атласном платье от Ворта? Дебора потом высказывала предположение, что Джессика ревновала к Юнити, завидовала тому вниманию и возбуждению, которое удалось вызвать сестре. Питер Родд — отнюдь не дурак, несмотря на склонность вести себя по-дурацки, — был в этом с ней согласен (он заявил «Дейли мейл», что Джессика вступила в коммунистическую партию, чтобы «поквитаться» с сестрой-фашисткой). Но Джессика, по ее собственному признанию, ревновала и к Деборе. К политике это не имело отношения, просто личная зависть к внешности сестры (Джессика была очень хороша собой, но считала Дебору «во много раз красивее»), а также к ее ровному характеру. (Дебора получила в семье привилегированный статус младшенькой любимицы, но утверждала, что Джессика была фаворитом няни Блор.) У Джессики в иерархии сестер положение оказалось не из простых: близко к самому «дну», но и там ее подпирала снизу Дебора. Джессика восхищалась Нэнси, ее легкостью, светскостью и сатирическим даром. Она поклонялась Диане — до такой степени, что потом на этой идеальной старшей сестре сосредоточился ее гнев против семьи (умеренных чувств Диана никогда и ни в ком не пробуждала). Вместе с Деборой Джессику относили к «малюткам», но их близость и цыпий язык в итоге обернулись странными разочарованиями. Гораздо интенсивнее и глубже была дружба с Юнити, с которой они общались на «будледидже». Юнити, в отличие от Дианы, Джессика прощала. Возможно, она считала, что многие поступки Юнити вдохновлены Дианой, и тут она в целом не ошибалась, хотя и Диана вправе была сложить с себя ответственность: не могла же она предвидеть, до какого неистовства дойдет Юнити в своем фанатизме. От таких ее поступков, как письмо в «Штюрмер», Диана старалась отмежеваться. Отметала и позднейшие обвинения Джессики, будто соучаствовала в махровом антисемитизме, а припадочного негодяя Штрейхера именовала «котенком». Чушь, отвечает на все это Диана, и мы склонны ей полностью верить. Она не была нацисткой. Она признавала, что новый режим сумел восстановить Германию; она разделяла закоснелые расовые взгляды, обусловленные и ее наследием, и верой в Мосли (и тем не менее позволявшие ей окружать себя еврейскими друзьями). И хотя Диана много лет отказывалась поверить в размах «Окончательного решения», она осуждала и его, и действия Гитлера — безоговорочно. Вот только Джессика не допускала в таких вопросах нюансов.

Нэнси угадала: личное и здесь оказалось на первом плане. Однако времена были таковы, что личное уже невозможно стало отличить от политики, и сама Нэнси не сумела бы проследить все связи между ними. Первый решительный поступок Дианы, которая хладнокровно стряхнула все условности и сделалась парией, объявив себя любовницей Мосли, привел эту цепочку событий в движение. Дальше конкуренция и борьба между сестрами будут развиваться своим путем, пока не исчерпаются все великие Дела и те трое, кто был от природы наиболее склонен к радикализму, не дойдут до пределов, к которым они бы не устремились без такой семейной динамики. А поскольку речь идет о молодых женщинах, разумеется, не обошлось и без мужчины. Об этом Нэнси рассуждает в романе «В поисках любви», когда ее героиня Линда принимает коммунистическую религию своего второго мужа Кристиана. «Линда всегда чувствовала потребность в Деле», — говорит кузина Линды Фанни, а рупор светского здравого смысла лорд Мерлин (его прототипом послужил Джеральд Бернере) отвечает: «Дорогая Фанни, ты смешиваешь причину со следствием. Конечно, Кристиан очень привлекателен…» Нэнси вроде бы попала в яблочко — но, возможно, не в то.

10

В случае Джессики мужчина звался Эсмонд Ромилли, Мосли под красным флагом. Диана, разумеется, такого сходства не замечала. Когда товарищ Ромилли Филип Тойнби написал воспоминания о себе и своем друге, Диана прокомментировала его в типичной суховато-насмешливой манере:

...

Они не сумели адаптироваться к жесткой дисциплине коммунистической партии, когда обратились в эту веру из отвращения к буржуазному обществу, и оказались неудобоваримы для партии, бесполезны для ее целей. По всей видимости, они сделались коммунистами не благодаря позитивному приятию коммунистической идеологии, а по той же причине, по какой воровали цилиндры итонцев, пока те находились в часовне: сделать назло, пусть попляшут…

Но для Джессики, дебютантки, вертевшейся в вихре балов, прелестной, как фарфоровая куколка, и усилием воли заставлявшей себя ненавидеть каждую минуту светского веселья, кузен Ромилли был самым подходящим божеством. «Она созрела для перемен, и так случилось, что перемены ей принес он, — писала впоследствии Диана, уточняя: — Это сильная личность, и главное, он выступал против ВСЕГО». Девочки Митфорд питали слабость к сильным мужчинам, а Эсмонд, среди прочего, против чего он выступал, был в особенности против фашизма. Вместе с Тойнби он протестовал на митингах Мосли (оставив у Дианы недобрые воспоминания). Он сбежал из Веллингтонского колледжа после попытки разжечь бунт, вместе с братом Джайлсом распространял пацифистскую литературу, отказался пойти на военный факультет и издавал левый журнал «Вне границ» (Out of Bounds). «Красная угроза в частных школах! Москва добралась до наших мальчиков» — этот заголовок одного из выпусков «Дейли мейл» в 1934 году наглядно свидетельствует об истерическом страхе перед коммунизмом. Ромилли ненадолго попал в исправительный дом, а затем написал книгу с тем же названием «Без границ», которая была довольно хорошо принята. Мать Эсмонда, Нелли Ромилли, махнула на него рукой, что, возможно, усилило его чувство одиночества, а в глазах Джессики сделало еще романтичнее (ранимость под броней вызова). В восемнадцать лет он вступил в интернациональные бригады, сражался при Боадилье-дель-Монте, вынужден был вернуться в Англию, заболев дизентерией. В 1937-м вышла вторая его книга, «Боадилья» (в 1970-м она была переиздана, о чем Джессика с гордостью сообщила Деборе). Так что если, с точки зрения Нэнси, это был «самый ужасный человек, какого я видела в жизни», все же никто не мог отказать ему в отваге и силе характера.