Представьте 6 девочек - Страница 6

На самом деле у Митфордов имелось три семейных дома, но примыкавшая к ним земля была распродана. Вместе с титулом лорд Ридсдейл унаследовал в 1916 году обширные имения, но удержать их не смог. Первым (вместе с 10 000 акрами земли) ушел Бэтсфорд-парк в Глостершире, сказочный старинный замок, перестроенный его отцом. В 1926 году пришлось расстаться с Астхоллом — домом и имением. Усадьбу, столь любимую всеми Митфордами, заменил только что построенный сразу за деревенской околицей дом в Свинбруке — холодное, строго симметричное здание. Нэнси придала Алконли некоторые внешние черты Свинбурка — «он был угрюм и гол, словно казарма, возведенная на высоком холме», — но оживила атмосферу в нем. На самом деле новый дом устраивал только Дебору. Девятилетняя Джессика после переезда в Свинбрук («Свинский брук», — заклеймила его Нэнси) мечтала покинуть его. Она копила «деньги на побег» и умоляла отправить ее в школу; ее просьбу исполнили, однако лишь ненадолго. Когда Джессика выросла и бежала со своим коммунистом, лорд Ридсдейл, возможно, упрекал себя за ее не слишком счастливое детство. Хотя мятежная юность Джессики, бунтарство, продолжавшееся и в зрелом возрасте, имеют более сложную подоплеку, переезд в Свинбрук сыграл свою роль: с этого начался распад семьи. «Покинув Астхолл, мы никогда уже не вели нормальную семейную жизнь», — писала впоследствии Диана. Нэнси печально шутила о превратностях фортуны: от замка (Бэтсфорд-ПАРК) они постепенно (Астхолл-МЭНОР) дошли до обычного дома (Свинбрук-ХАУС). А после продажи в 1938 году Свинбрука у них вовсе не осталось загородных домов. Той жизни пришел конец.

Трагическая ирония: к тому времени, когда роман «В поисках любви» вышел в свет, с лица земли исчезло практически все, что он символизировал. Погиб не только мир феодальных обязательств и единства со своей землей, но от самой семьи Митфорд мало что уцелело. Вымышленных Рэдлетов тоже постигли трагедии и перемена мест, но семья оставалась нерушимой, вечной, вопреки ходу времени. В реальности громокипящие идеологии 1930-х, безликие и равнодушные к личному счастью человека, оставили Митфордов сокрушенными и павшими духом.

Нэнси обрела творческую радость, сочиняя «В поисках любви», но это был также акт искупления — дорогой ценой. Она прославляла безвозвратно утраченное — свое прошлое и прошлое своего сословия. И ей удалось вызвать читательский отклик, который не смолкает до сих пор.

После войны, хотя к власти и пришло в 1945 году правительство лейбористов (за которое голосовала и сама Нэнси), люди все еще ностальгически вспоминали то, чем обладали Рэдлеты, — легкость, уверенность и неспешность, шарм, благодаря которому жизнь казалась не столь жесткой и жестокой, а главное — укорененность в Англии. Конечно, людям нравилось читать об этом. Как и опубликованное в том же 1945 году «Возвращение в Брайдсхед», книга Нэнси Митфорд имела мгновенный, ошеломляющий успех. В первый же год разошлось 200 000 экземпляров, ко времени смерти Нэнси (1973 год) было продано свыше миллиона книг, и даже сейчас, когда высшие классы превратились в единственное меньшинство, над которым можно насмехаться без ущерба для политкорректности, эта книга все так же популярна. Не менее популярно и не менее обаятельно ее продолжение, «Любовь в холодном климате» (1949 год), в котором Рэдлеты оттеснены на второй план. Нэнси Митфорд — несомненный талант, пусть и не из высшей лиги, но она умела то, что оставалось недоступно другим. Она строила повествование так, чтобы воплотить самую суть описываемого и даже стать ею. Со временем она превратилась в улыбчивого привратника при особом образе Англии (не Великобритании), и этот образ привлекает не только своим смыслом, но и тем, как он подается. Нэнси писала о высшем классе не так, как ее друг Ивлин Во (с почтительной серьезностью, слегка прикрытой шуточками), — она относилась к аристократам как к самым обычным людям (кем они для нее и были). При этом она не окарикатуривает и комических своих персонажей, ко всем относится доброжелательно и с пониманием. Но юмор, пронизывающий ее существо до мозга костей, помог Нэнси ясно видеть себя и свой класс и смеяться над собой — даже над своим кредо.

Она изображает аристократию легкими штрихами, не стесняясь, и сама воплощает почти детское бесстрашие высших классов, отказ набрасывать покров смущения и осторожности на слова и поступки. Взять хотя бы реакцию Линды Рэдлет на собственную новорожденную дочь. «Милосерднее будет не смотреть», предупреждает она кузину Фанни, и кузина тоже с ужасом глядит на «вопящий апельсин» в пеленках. Вполне естественная реакция для многих, кого вынуждают сюсюкать над колыбелью, но далеко не всякий решится дать ей волю, а те, кто позволяет себе выражать подобные чувства вслух, чаще всего этим бравируют. Нэнси не такова. Она пишет самые возмутительные вещи с той же вежливой, женственной точностью, что и любые другие. Линда, отправляясь на поезде в Испанию, признается кузине, что боится путешествовать одна. «Едва ли ты останешься в одиночестве, — подбадривает ее Фанни. — Иностранцы весьма склонны к насилию, как я слышала». — «Это бы неплохо…»

В романе «Любовь в холодном климате» на свет появляется еще один ребенок, у красавицы Полли и ее отвратительного мужа. «Стоило младенцу глянуть на своего отца, как рассказывали Рэдлеты, и он тут же скапутился». Мы смеемся в этом месте, и смех отчасти вызван шоком, но сама Нэнси не собирается никого шокировать, и ее ничто не шокировало. Безупречные манеры сочетаются в ней с полным пренебрежением к приличиям, и более всего приличия подрывает ее отказ от серьезности. Приехав в Перпиньян помогать беженцам из Испании (этот тяжелый и грустный труд она выполняла заботливо и эффективно), Нэнси не удержалась от шуточки: ждите, скоро и Юнити подоспеет. Ничего столь возмутительного в ее романы не проникало. Они все же не истина в чистом виде, а истина, превращенная в товар.