Это ведь и правда извращение. Общество ныне погружается в нирвану неосуждения, и если что осталось безусловно неприемлемым, то именно те понятия, которые символизирует имя Митфордов. И тем не менее — соблазнительный образ. Как это вышло?
Возможно, перед нами разновидность синдрома «Аббатства Даунтон»: люди ищут комфорта в веке иерархий, предрассудков, определенности — иными словами, в аристократическом прошлом. Ныне принадлежность к высшему классу может обрушить вам на голову гнев небесный, учиться в частной школе — «хуже убийства», как отзывалась Линда Рэдлет о неведомых грехах Оскара Уайльда; говорить со «стандартным английским» произношением или завести лабрадора — значит навлечь на себя обвинение в элитарности, но стильность сохраняет свой таинственный флер, и воплощением ее остаются сестры Митфорд. В романе «В поисках любви» Нэнси воссоздает этот мир с уютной, приветливой легкостью и все же огораживает его незримыми барьерами. И читатель пленен — пленен не только юмором и шармом. Нам нравится то, что описывает Нэнси, мы бы рады освободиться и возненавидеть этот мир, и все же мы в большинстве своем не хотим, чтобы он исчез. Что мы будем делать без высших классов? Мы собьемся с пути. Лишь бы представитель высшего класса вел себя желательно в соответствии со статусом, озорно посмеиваясь над собственной эксцентричностью, — и эгалитарная Британия его извинит.
Митфорды, достаточно склонные к популизму, не забывающие про галерку, прекрасно умели подавать свой класс для всех классов. Дебора охотно высмеивала свой акцент: «Смешно. Такое глупство. А здесь [в Дербишире] звучит даже еще глупее». «Высший класс — такая скука, словами не передать», — заявит она из цитадели Чэтсуорта. Эта свобода ума и насмешка над собой — типичное митфордианство, другой вопрос, насколько они глубоки. В письмах Дебора пренебрежительно отзывается о симпатии Джессики и ее семейства к левому крылу («Боюсь, Чэтсуорт покажется им недостаточно прогрессивным»). Представителя среднего класса за подобные замечания разорвали бы в клочья, но «удивительно стильной» Деборе все сходило с рук. Ее автобиография «Подождите меня!» откровенно выражает недовольство новыми лейбористами и в типичном для сельской дамы стиле расправляется с Айвором Новелло, который, гостя у нее в Девоншире, посмел назвать ее рабочего уиппета «славным бежевым мохнатиком» (Нэнси вполне могла выразиться в таком же стиле, но Дебора этого категорически не одобряла). С другой стороны, Диана лично была лишена каких-либо признаков снобизма и искренне смеялась, прислушиваясь к своему «вычурному», как она считала, голосу в телевизоре. Но это в частной жизни, а когда бралась за перо, то проявляла внезапное и точное понимание, кто есть кто. «Леди Сибил Коулфакс не может существовать в реальности» — типичное доя нее замечание в книжном обзоре. В опубликованном дневнике Дианы приводятся слова лорда Стратмора: дескать, будь у него ружье, он бы застрелил другого пэра за невежливый отзыв о королеве. «До чего же мы докатились, если у шотландского землевладельца в августе не оказалось под рукой ружья?»
Кстати, «шотландский» в этой фразе — Scotch (а не Scottish), что типично для «В». Спор о «В» и «не-В» — вечное яблоко раздора во всех классовых вопросах. Подобные градации есть и в романе, но «В поисках любви» приглашает читателя позабавиться вместе, и это принципиально: та же вкрадчивая лесть, что и, например, в фильме «Четыре свадьбы и одни похороны», где зритель тешит себя иллюзией, будто видит на экране собственную жизнь (включая празднества в замках). И напротив, эссе «Английская аристократия» обсуждает ситуацию в лоб и дает ясно понять, что шутить позволено только автору. Хотя это разделение не ею придумано (сами обозначения «В» и «не-В» принадлежат лингвисту Алану Россу), однако Нэнси, именно потому, что она принадлежала к этому классу, разожгла костер ненависти. Множество людей приняли к сведению ее строгие правила и в жизни больше не поминали «каминную полку», но при этом она ухитрилась задеть их за живое. («Могло бы найтись занятие поинтереснее, чем слушать по телевизору суждения этой снобки о классовых различиях», — писала недовольная зрительница после появления Нэнси на канале Би-би-си.) И даже поклонники не были очарованы, как в ту пору, когда тетушка Сэди выражала мнение, что Саррей — неподходящее место доя сельского дома. Хорошо еще, что никто не читал письмо Нэнси, написанное в 1957 году после землетрясения в Мексике и успокаивающее Джессику насчет судьбы ее дочери: «Такие люди, как мы, никогда не погибают в землетрясениях, к тому же пострадало всего 29 человек, сплошь не-В». «Подначивание» Нэнси бывало бесчувственным — она смягчала его, обращаясь к читателям, но не считала нужным делать это перед друзьями и тем более перед членами семьи. В наше время подобное замечание вызвало бы, пожалуй, не меньшее возмущение, чем дружба с Гитлером, но если бы Нэнси дожила до того, чтобы услышать такую критику, она бы отразила ее улыбкой, как отражала бурю, вызванную ее рассуждениями о «В» и «не-В». Обвинения в снобизме и душевной пустоте градом сыпались на ее элегантную голову — и она выдержала их не моргнув глазом, как, не дрогнув, перенесла ее сестра Диана поношения, которые большинство людей едва ли смогло бы стерпеть.
Эта уверенность в себе — спокойная и вместе с тем тверже алмаза, — она-то и завораживает, в особенности женщин. Аристократическая самоуверенность в изысканном женском варианте, которой современные женщины, хотя и обрели большую свободу, едва ли сумеют достичь.