Представьте 6 девочек - Страница 19

В 1929 году она отправилась в пансион Буши при колледже Святой Маргариты, два года спустя посещала в качестве приходящей ученицы лондонский Квинз-колледж, и из обоих учебных заведений ее исключили («нет, нет, попросили уйти», безнадежно уточняла Сидни). Она и не пыталась адаптироваться. Одноклассница запомнила, как Юнити «нарочно не хотела ничего понимать». Правда, ее и саму вроде бы огорчали такие неудачи. Если формальное образование ставило целью «социализировать» Юнити, успешной эту попытку никак не приходится считать. Напрашивается вывод: со школой или без итог был бы тот же.

Но для Джессики разница, очевидно, состояла в том, что подруга всех ее игр, Юнити, уезжала в школу, а она оставалась дома, — тогда, в 1929 году, впервые обнаружилось недовольство Джессики устройством семейной жизни. Нэнси, посещавшая в пять лет «Фрэнсис Холланд», тоже рвалась на свободу, хотя в ее случае это было скорее демонстративным, чем искренним желанием. В шестнадцать лет Нэнси отправили в «Хейтроп Касл», чтобы завершить ее образование. «Школа для нее была раем», — писала Диана (сама она приходила в ужас при одной мысли о пансионе и благополучно его избежала). Естественно, ведь для Нэнси школа стала чем-то новым, необычным, а главное — там она избавилась от сестер. «Каждую ночь она молилась о том, чтобы каким-нибудь таинственным способом, каким именно — предпочитала не вникать, снова стать единственным ребенком». Да, с одной стороны, Нэнси мечтала остаться единственной, особенной, и чтобы на этот статус никто не покушался, избавиться от надоедливой свиты шумных сестренок, с другой — ей бы это не понравилось: исполненное желание оказывается не столь приятным, как виделось, и в одиночестве ее скука не приносила бы столько плодов.

4

В этом, разумеется, суть «девочек Митфорд»: в их коллективной жизни, против которой каждая на свой лад восставала — и которая сделала каждую из них столь уникальной. Образ сквайров в Астхолле, при известных преувеличениях, все же верен истине: жизнерадостные, своевольные и глубоко пустившие корни в сельскую почву Англии.

Сделавшись лордом Ридсдейлом, Дэвид возмечтал построить собственный дом на горе, на внешней границе Свинбрука. Астхолл для него был промежуточной остановкой. Но едва он перебрался в Астхолл, как его яростная энергия нашла выход в строительстве и переделках, он обустраивал конюшни, псарни, спальни и «галерею» — весьма полезное дополнение к дому, неортодоксальное, но вписавшееся в общий план. Галерея вела в библиотеку (она же музыкальный кабинет), в которую Дэвид превратил большой сарай. Этот сарай, отдельный небольшой дом в саду, позволил детям и в Астхолле находить уединение, каким они тешились в Бэтсфорде. Том, унаследовавший от деда любовь к музыке, мог тут без помех играть на пианино, а Диана и Нэнси читали, прислушиваясь к его мелодиям. Бах и Вальтер Скотт, Гендель и Бальзак, вершины человеческого творчества жадно поглощались молодежью в этом сарае посреди Оксфордшира, а вокруг кипела сельская жизнь — охота, стрельба, капканы; митфордианская жизнь — собаки, мыши, крысы, морские свинки, пони, здоровенькие светловолосые дети в джохпурах, болтавшие на будледидже и цыпьем наречии. Сидни с птичником, Дэвид с коллекцией кнутов. Это была прекрасная жизнь, пока она длилась.

Сам Астхолл, красивый и неформальный, обладал драгоценным качеством домашности. У Сидни имелся талант интерьерного дизайнера (он перешел от нее к Нэнси), и Диана впоследствии вспоминала, с каким природным изяществом мать обставляла дом. Китайские ширмы Берти пригодились, чтобы защититься от сквозняков в длинном, отделанном панелями холле с каминами в обоих концах и окнами по обеим длинным стенам. Японские ширмы, разрисованные хищными птицами, отправились в столовую. За окнами гостиной виднелась церковь — так близко, что составляла единый ансамбль с домом, дети ходили туда к вечерне и однажды выслушали проповедь о дурном поведении тех, «кто с криком гоняет собак по святой Божьей земле». Упрек адресовался непосредственно Дэвиду, частенько срезавшему с гончими путь через кладбище. С четырнадцати лет Диана играла в церкви на старинном органе, а деревенский мальчишка раздувал меха. «Я пользовалась обеими педалями — для шума и для пущего пафоса». Сестры Митфорд ездили верхом, охотились, играли в теннис, учились танцевать — «все у нас выходило скверно», писала Диана, но этот растущий, расползающийся дом составлял основу их бытия: промозглая классная комната у подножия величественной дубовой лестницы, легендарный полтергейст, стягивавший простыни с постели кухарки, волшебный сарай.

«В поисках любви» не содержит ничего похожего на сарай в Астхолле, вместо него юные Рэдлеты используют в качестве убежища кладовку В подобного рода большой кладовке для белья в Свинбруке проводили заседания «общества Цып» Джессика и Дебора (альтернативой служила старая печь коттеджа в Хай-Уикоме), где они и присоединявшаяся к ним Юнити говорили на своих тайных языках. Нэнси к моменту переезда в Свинбрук исполнился двадцать один год, уже не по возрасту прятаться в кладовке, но она перенесла игру своих младших сестренок в роман и превратила в тотем, в метафорическое средоточие митфордианской мифологии. В сюжете «В поисках любви» это место используется вполне прагматично: там подростки отогреваются в рождественские морозы, обмениваются новостями и обсуждают запретные темы деторождения и абортов («Прыжки с высоты и горячие ванны, это уж непременно»). Линда, главная героиня романа, уже взрослая, в ожидании родов прячется там же, с собакой у ног, и перечитывает сказки.